Самые оригинальные завещания

Самые оригинальные завещанияЗавещание – один из самых интересных юридических документов: только подумать, сколько о него было сломано копий, сколько обделенных родственников скрипели зубами, не получив ни гроша… Среди вполне рядовых и ничем не примечательных документов история знает и очень оригинальные. Предлагаем вам посмотреть лишь несколько  самых-самых.

Самое щедрое завещание составляют миллиардеры всего мира вступившие в клуб «Клятва дарения» — филантропическую кампанию, созданную в июне 2010 года американскими миллиардерами Уорреном Баффеттом и Биллом Гейтсом. Клуб призывает состоятельных людей мира жертвовать состояние на благотворительность. Минимальная сумма всех обещанных пожертвований исчисляется 125 млрд. долларов.

Самое длинное в мире завещание оставила после себя никому до тех пор не известная американская домохозяйка Фредерика Эвелин Стилуэл Кук в 1925 году. Оно состояло из 95 940 слов и никогда не было прочитано целиком вслух, как это обычно происходит. Миссис Кук не обладала большим состоянием, а ее движимое и недвижимое имущество можно было пересчитать по пальцам. Зато миссис Кук, нажившая за свою долгую жизнь множество друзей и врагов, имела блестящую память и нашла несколько слов (добрых или злых – дело другое) всем им. Она сочиняла завещание 20 лет, и многие, кто видел ее за этим занятием, были уверены, что она пишет роман. Кстати, те, кто все-таки смог прочесть завещание целиком, утверждают, что оно и читается как настоящий женский роман, а если его напечатать, то читательский успех гарантирован.

За право считаться самым кратким завещанием соревнуются сразу несколько документов. Тем не менее официально таковым считается последняя воля немца Карла Тауша. 19 июня 1967 года в присутствии нотариуса он собственноручно написал на листе бумаги всего два слова: «Все жене».

Самое обидное завещание составил австралиец Френсис Лорд, который, отписав свое состояние благотворительным организациям, друзьям и слугам, в конце упомянул и жену. Ей он завещал один шиллинг – чтобы она «купила билет на трамвай, поехала куда-нибудь и утопилась».

Самое педантичное завещание оставил «Вильям наш Шекспир». Человек, придирчивый к каждой детали, он расписал все свое имущество – вплоть до обуви.

Самое лаконичное завещание оставил после себя один британский банкир. В документе было всего три слова: «Я полный банкрот».

Самое «бранное» завещание оставил французский сапожник. В нем только 20% приличных слов, все остальные представляют собою отборный мат. Так вот, наверное, откуда пошло выражение «ругаться как сапожник»…

Самое безумное завещание оставил Джон Боумен, предприниматель из Вермонта, умер, похоронив перед этим любимую жену и двух дочерей. Абсолютно уверенный в том, что он встретит их на том свете и каким-то образом сумеет вернуться в этот мир, он распорядился хранить свой особняк в полной готовности к возвращению и ежевечерне подавать на стол поздний ужин. Боумен умер в 1891 году. Поздний ужин в его особняке перестали подавать лишь в 1950 году, когда кончились выделенные на содержание дома и слуг деньги.

Артист театра завещал себя искусству. Один из театров Буэнос-Айреса с удовольствием принял несколько десятков тысяч долларов от бывшего артиста Хуана Потомаки, согласившись на условие завещания о том, что череп господина Потомаки использовался бы в постановках «Гамлета».

Самое непонятное завещание принадлежит ассистенту Нильса Бора. Документ пестрит профессиональными терминами и оборотами, понятными только специалистам, так что для его расшифровки хорошо попотели и языковеды, и ученые.

Самое «жестокое» завещание оставила после себя  Мэри Мерфи, богатая калифорнийская вдова. Она распорядилась усыпить ее любимую собаку Сайдо, чтобы «избавить последнюю от моральных мук, связанных с потерей хозяйки». За собаку вступилось общество борьбы против жестокого обращения с животными, которое доказало, что умерщвление здоровой и молодой собаки нарушает калифорнийское законодательство.
Завещание, которое, бесспорно, вошло в историю, принадлежит бизнесмену и ученому Альфреду Нобелю. По этому документу, его многочисленным родственникам досталось только 500 тысяч крон. Остальное состояние – порядка 30 миллионов – ушло на основание премии.

Самое таинственное завещание написал еще один богач – Мишель Ротшильд. Документом запрещается предавать огласке размер его состояния.

Самое «смешное» завещание, если подобный документ вообще можно назвать смешным, принадлежит Джорджу Доркасу, сколотившему свои миллионы на киноиндустрии. Все 65 миллионов получил его верный пес Максимилиан, а вот благоверная, с которой миллионер явно не ладил, — всего один цент. Правда, супруга покойного оказалась хитрее: поскольку Доркас, дабы завещать собаке деньги, оформил на нее вполне «человеческие» документы, женщина вышла за Максимилиана замуж, а когда тот почил, унаследовала все.

Самое веселое завещание составил канадский адвокат Чарльз Миллар, чье завещание – не просто собрание не слишком добрых шуток над ближними, но и документ, который оказал фантастическое влияние на жизнь не только его родного города Торонто, но и всей Канады.

Чарльз Миллар умер в 1928 году, и его последняя воля сразу стала сенсацией. Он упомянул в завещании двух приятелей, судью и священника, известных по всей Канаде ненавистью к любым видам азартных игр. Им он оставил крупный пакет акций одного из ипподромов. Кроме того, что оба в результате получали прибыль от азартных игр, они автоматически – как акционеры – становились членами жокей-клуба, с которым оба многие годы боролись. Судья и проповедник приняли дар.

Еще пятерым своим товарищам, принципиальным противникам пьянства и алкогольных напитков, Миллар завещал акции пивоваренной компании. Лишь один из пяти отказался от наследства. Еще трем знакомым, которые терпеть не могли друг друга настолько, что отказывались находиться в одно и то же время в одном и том же месте, он завещал свою виллу на Ямайке.

Но самым главным пунктом была небывало крупная сумма денег, которую адвокат завещал «той из жительниц Торонто, которая в течение десяти лет со времени моей смерти произведет на свет наибольшее количество детей». Этот пункт завещания не один раз пытались оспорить в суде, но Миллар был хорошим адвокатом, поэтому придраться было не к чему. То, что происходило затем в Канаде, назвали «большим торонтским дерби». Всплеск рождаемости в Торонто, да и по всей Канаде в это десятилетие был феноменальным. В итоге 30 мая 1938 года, ровно через десять лет после смерти Миллара, городской суд начал рассматривать заявки на наследство. Женщина, успевшая за десять лет родить десять детей, была дисквалифицирована – оказалось, что не все ее дети от одного и того же мужчины, как этого требовал Миллар. Дисквалификации подверглась и еще одна женщина: она девять раз рожала, однако пятеро детей были мертворожденными. Обе дамы получили утешительный приз в $13 тыс. $500 тыс. были распределены в равных долях между четырьмя семьями, в которых за десять лет родилось по девять детей. Как позже сообщали газеты, больше детей в этих семьях не было.